|
|
Каталог статей
Ефим Шифрин «Про Гедрюса»
Вообще-то я по праву современника. С этим правом можно было вспомнить и
про двадцатый съезд партии и про освоение космоса, но для всякого
актера, который в 70-ые годы учился в Москве, трудно было бы обойтись в
воспоминаниях без Гедрюса, чей театр так много значил для интеллигенции в ту пору, когда это слово еще имело хоть какой-то смысл.
Мне повезло – моими однокурсниками в ГУЦЭИ оказались два актера из театра Мацкявичюса: Валентин Гнеушев и Павел Брюн. Я знал наизусть «Преодоление» и «Хоакина», не
только потому что не пропускал этих спектаклей как зритель, но и потому
что пропадал на репетициях Гедрюса, еле успевая с репетиций Виктюка, на которые едва попадал после репетиций Эфроса.
Думаю, что в Москве было всего два непрофессиональных коллектива, которые не только могли соперничать с Малой Бронной, Таганкой и Ленкомом,
но часто задавали им фору и устанавливали моду на театральный язык, на
особенные пластические атрибуты и даже на музыку, которые потом
перекочевывали в другие, бесхитростные постановки многих режиссеров по
всей стране. Эти два коллектива – Студенческий театр МГУ, где тогда нашел свое первое московское пристанищ е Виктюк, и Ансамбль пластической драмы Гедрюса Мацкявичюса.
На первом курсе я снимал комнату в страшной коммуналке, в которой уже жил Валя Гнеушев, одновременно
ученик Виктюка и Мацкявичюса, и мы вместе с ним иногда заходили к
Гедрюсу сначала в общежитие на Трифоновской, а затем буквально наискосок
от нашего дома – в другую коммуналку, в которой уже снимал комнату
Гедрюс.
Надо сказать, что в бытовой простоте, которую по
тогдашним культурным канонам, разыгрывали все студенты театральных
вузов, у Гедрюса не очень получалось сыграть необязательность или
небрежность. Я это часто замечал и потом у тех, кто приехал в Москву из
Прибалтики. У них все было так же как у всех, не очень сытых студентов
70-х. Однако всегда чисто, всегда уютно. И вряд ли гость, случайно
забредший к ним, мог уйти от них не солоно хлебавши.
Я помню отрывок из выпускного спектакля Гедрюса в ГИТИСе. Это были «четыре розовских капли», которые он выпустил с Мишей Али-Хусейном. Но главное, что на экзамене я «вживую» увидел Кнебель, их педагога, чье имя для нас было почти таким же мифическим как имена Станиславского и Немировича-Данченко. Помню, меня поразило ее некоторое сходство с Бирман, которую я еще застал в «Шторме» в любимом театре Моссовета.
От ребят из «пластической драмы» нам перепадало многое: от знакомства с музыкой Франческо ди Милано, к которой Гребенщиков потом удачно подставил слова своего «Золотого города» до чисто практического пользования дюжиной трико, которые Гнеушев утащил для «Соловья» Кнаута, поставленного у нас Виктюком в конце второго курса.
Потом для меня началась эстрадная жизнь, в которую вплетались радости
побед и разочарования, и новые работы с Виктюком, и долгая тоска по
театру. И однажды уже почти забытое знакомство с Гедрюсом снова возобновлось в странном и непредвиденном для него качестве.
В 1994 году нас свела Светлана Ставцева, сценограф и художник по костюмам, работавшая в тот год над «Принцессой Брамбиллой» вместе с Гедрюсом в Театре имени Пушкина.
Тогда и родился замысел единственного эстрадного спектакля, который
выпустил Гедрюс, а по сути, необычного бенефиса юмориста – «Одинокий волк». Гедрюс,
как и положено театральному режиссеру, первые пять минут изображал
абсолютное непонимание и незнание эстрадного языка. (Эту манеру потом
чудесно подхватил и Сережа Цветков, с которым мы благополучно
выпустили аж 4 моих бенефиса). А затем быстро включился в работу и стал
резво смешивать все, что еще недавно убоялся бы поместить в один
контекст: культуристов, бойцов-рукопашников, Сергея Лемоха из распавшейся группы «Кар-мэн», пиротехнику, лирические песни, эстрадные монологи и номера танцовщиц, которых он привел с собой.
Начало 90-х создало особенный фон нашей жизни: в нем преобладали
малиновый цвет кашемировых пиджаков и блестящие лысины их обладателей,
крепких парней, которые сменили в первых рядах товароведов и
венерологов.
У нас не все получилось. Гедрюс не очень привык
работать со словом. А эстрадная юмористика его и вовсе смущала. Но он
сумел сделать то, что мог сделать только он: это было красиво и стильно.
Это было музыкально и пластично. Собственные работы неловко хвалить. Но
еще не почивший тогда шестой канал несколько раз без купюр выдавал в
эфир эту трехчасовую работу.
Больно вспоминать сегодня, что
Гедрюс потом работал мало. И работал он мало не потому, что заболел. А
заболел - потому что мало работал. Это грустно. Но часто это похоже на
правило для талантливых людей, которые не умеют толкаться локтями.
Те, кто работал с Гедрюсом дольше и плотней, конечно, должны рассказать
о нем больше и лучше, но думаю, что любая память о нем – дорога и
достойна быть услышана теми, кто знал и любил его, и теми, кто не знал,
но должен теперь узнать и полюбить его.
Источник: http://koteljnik.livejournal.com/130744.html |
| Категория: Воспоминания актёров театра Гедрюса Мацкявичюса | Добавлено: (10.05.2011)
| Автор: Ефим Шифрин W
|
| Просмотров: 518 | Комментарии: 1
|
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
|
Книга
Гедрюса Мацкявичюса
"Преодоление" |
|
