Тридцать пять лет и четыре месяца тому назад, я и еще шестеро ненормальных, никому не известных тогда молодых людей сыграли премьеру.
Вернее, не просто "премьеру", а, как нам тогда видилось - ПРЕМЬЕРУ. Это
был первый спектакль театра Гедрюса Мацкявичюса "Балаганчик" по пьесе
А.Блока...
ДК
Метростроя в Черкизове – тогдашней окраине Москвы – был местом, мягко
говоря, не раскрученным. Но именно этот Дом Культуры и стал теми
узкимим вратами, через которые мы впервые вышли на московского зрителя.
Маленький зал. Запущенная сцена. И мы, пассионарии-мизерабли со своим «Балаганчиком», запланировавшие сыграть аж два премьерных спектакля. Тем
не менее, пусть хоть и маленький, но зрительный зал был полон. И это
одна из загадок, связанных с теми мутными, но незабвенными временами. У
нас не было ни афиш, ни пригласительных билетов. Мамы, папы, друзья,
одноклассники – вот, казалось бы, все те, кто должен был придти к нам
на спектакль. На деле же получилось всё совсем иначе:
ДК
Метростроя «трещал по швам», будучи ещё за несколько часов до начала
спектакля набит не только мамами и папами, но нам незнакомыми
деклассантами и маргиналами, равно, как и большим количеством молодых
артистов, художников, музыкантов, чьи лица потом часто видел то на
домашних выставках и спектаклях, то ещё невесть на каких
«мероприятиях», составлявших активную тогда жизнь московского
андеграунда. Моя
мечта о театре претворялась в жизнь не по дням, а по часам. Я и сейчас
прекрасно помню как в тот вечер, выйдя на сцену впервые в моей жизни
наяву, я увидел тьму зрительного зала, и понял, что видел её прежде, в
волшебном сне, приснившемся мне годом раньше, в котором я видел себя
вот на такой, махонькой сцене, перед пусть небольшим, но переполненым
залом. Этот сон и напророчил мне практически все, что творится со мной
и по сей час. ...Потом
были первые аплодисменты. И даже цветы, недорогие, но от сердца
брошенные кем-то к нашим ногам. И радостная суета по поводу новых и
новых «браво!», и новых и новых выходов на поклоны, к которым мы,
честно говоря, не были готовы. Так, закрутившись за кулисами, я понял,
что опаздываю на очередной, незапланированный поклон, и рванул на сцену
изо всех сил. На моем пути висела какая-то декорация. И я на полном
ходу врубился головой в её острый фанерный угол. На мне был шутовской
колпак, поскольку в «Балаганчике» я играл Паяца. Пока я в очередной раз
кланялся, по моему колпаку расползалось багровое кровавое пятно, являя
собою рефрен к блоковскому "Помогите! Истекаю клюквенным соком!". Но я
этого не замечал, оглушенный аплодисментами и криками из зала...
…Через день, а ещё лучше – на следующее утро, мне хотелось проснуться знаменитым.
Но на следующий день проснуться не получилось вовсе, поскольку премьера
переросла в стихийное празднование, продолжавшееся всю ночь, и спать,
понятное дело, никто и не ложился.
...А
потом, днём позже, я ехал в школу, и искренне верил, что в битком
набитом автобусе, везшим меня от Белорусского вокзала к Кутузовскому
проспекту, обязательно должен быть ну хотя бы один человек, видевший нашу премьеру. Я вытягивал шею и вертелся по сторонам, самозабвенно желая быть узнанным… В автобусе № 116 ехало человек пятьдесят печальных граждан. Население Москвы тогда уже перевалило за семь миллионов. В зрительном зале Дома Культуры Метростроя в Черкизове было четыреста мест.....
«Бесы тщеславия – пророки в снах» Преподобный Иоанн Синайский, «Лествица». VII в. от Р.Х.
Источник: http://pavel-lv.livejournal.com/25638.html |