|
|
Каталог статей
Преодоление. Интервью Е. ВЕЛИЧКО
Известный
французский хореограф прошлого Жан-Жорж Новерр писал: "Жест, как я его
понимаю, есть второй орган речи, который природа дала человеку, но его
можно услышать только тогда, когда душа приказывает ему говорить".
Эти
слова как нельзя лучше раскрывают суть явления, наблюдавшегося в
последние годы в советском пантомимическом театре, характерным
представителем которого является молодой режиссёр Гедрюс Мацкявичюс.
Талант
Мацкявичюса проявился неожиданно и ярко. Пять лет назад он вместе с
группой энтузиастов начал свой творческий поиск форм пластического
выражения действия, который сейчас позволил создать качественно новый
жанр – театр пластической драмы. С Г. МАЦКЯВИЧЮСОМ беседует наш
корреспондент Е. ВЕЛИЧКО.
– Почему Вы обратились к пантомиме, а не к драматическому театру, как более распространённой форме? Почему жест предпочли слову?
Гедрюс Мацкявичюс:
– Я
сам часто задавал себе этот вопрос. Действительно, я – драматический
режиссёр, но, как ни странно, всегда стоял на позициях преобладания
молчания над словом. Может быть, потому, что лично в моей жизни многое
происходит за пределами слов.
Первым чисто любительским опытом
была постановка вместе с группой энтузиастов "Балаганчика" А. Блока. Это
произведение привлекало меня своеобразной жизненной логикой,
своеобразным мышлением.
Потом было "Преодоление" – наш второй
спектакль, посвящённый 500-летию со дня рождения Микеланджело. Это была,
если угодно, своеобразная режиссёрская исповедь. Всё, что я знал к
этому времени, я попытался заключить в чисто пластическую форму. И
увидел, что это волнует людей.
Пабло Неруда предварил свою пьесу
"Звезда и смерть Хоакино Мурьеты" таким обращением к режиссёру:
"Произведение это трагическое. Вещь эта одинаково тяготеет и к
мелодраме, и к опере, и к пантомиме. Всё это я говорю режиссёру для
того, чтобы он не боялся выдумывать ситуации и предметы, костюмы и
декорации..." В своей работе над спектаклем я постарался учесть этот
призыв автора.
В пантомиме у меня был опыт: я пять лет проработал
актёром в Литве, в театре Модриса Теннисона – талантливого режиссёра и
прекрасного художника. Театр был очень интересен, но, знаете, он был
холоден, в нём соприкасались некие абстрактные понятия. Но, повторяю, по
принципам мышления театр этот дал мне очень многое. В попытке
соединения такого своего рода эпического мышления с выразительностью
драматического театра и появился наш сегодняшний коллектив. Но я не
просто отказываюсь от слов, а стараюсь вывести актёрское существование
за пределы слов, то есть подбираю те обстоятельства, в которых слова
становятся лишними.
– А если у зрителя возникает ощущение, что не хватает слов?
– Что
ж, это вина актёра, а не жанра. Значит, исполнитель не достиг нужной
эмоциональной напряжённости. Поэтому я постоянно стараюсь держать именно
"пиковую" эмоциональную ситуацию.
– Всё-таки эта ситуация даётся через собственное мироощущение или Вы верите проявлению актёрской индивидуальности?
– Только
через собственное, здесь я немножко диктатор. Актёрская
индивидуальность проявится потом. Вначале я ввожу исполнителя в
ситуацию, в заданный рисунок, и если актёр понял меня, он может начать
что-то видоизменять. Но – не разрушая.
– Вы в своём творчестве пока не обращались к классическому репертуару. Почему? Что вообще движет Вами в выборе драматургии?
– Сознаюсь,
мною пока руководит просто боязнь сделать что-то не так. Посудите сами:
зачем брать классический спектакль и переводить его на новую
лексическую систему, ничего нового не сказав при этом? Надо всё-таки
делать своё. В последнем нашем спектакле – "Погоне" – я собой как драматургом доволен, в нём всё как будто логично, всё завершено, мне кажется...
С
другой стороны, иногда вдруг замечаешь, что начинаешь повторяться:
материал другой, а по структуре то же самое, похожее. Вот почему в
"Блеске золотого руна" я старался избежать канонизированной
транскрипции. Найти другие причины, другие связи. Словом, если всякий
новый спектакль рассматривать как постижение самого себя, это и есть,
наверное, тот путь, через который когда-нибудь придёшь к своему
собственному стилю, своей драматургии, своему театру.
– Скажите, та структура, которая уже создана, удовлетворяет Вас, или Вы будете что-то изменять, искать другой поворот?
–
Ну, быть неудовлетворённым каждым спектаклем – это изначально для
любого режиссёра. Но всё-таки если, работая в других театрах, я достигал
воплощения идеи, ну, скажем, на тридцать процентов, то у себя в театре
можно, пожалуй, говорить уже о шестидесяти. Это очень много.
Стопроцентной реализации, я уверен, не бывает вообще...
– Не мешает Вам в постановках переход из эпохи в эпоху во время одного действия, ведь поднять такой материал непросто?
–
Этот вопрос очень важен для меня. Наше пластическое искусство в
значительной степени информативно. Но есть опасение, что как только
исчезнет такой своеобразный напор информации, появится необходимость
слова. Поэтому мы должны очень насыщать свою драматургию. Конечно, как
было бы прекрасно взять, например, "Очарованный остров" Томаса Манна и
поставить так: стоит стол, за ним сидят актёры и молчат. Молчат два
часа. А в зале в это время происходит тончайшее психологическое
восприятие. Вот был бы идеал пластической драмы! Но это – идеал. А пока
вся наша драматургия безумно насыщена, ей свойственно постоянное
активное действие без остановки.
– Ваш репертуар, как правило, всегда актуален...
–
Само ощущение времени даёт подсознательно ту или иную тему для
постановки. По решению ЮНЕСКО отмечалось во всём мире 500-летие со дня
рождения Микеланджело – и появилось "Преодоление", произошли события в
Чили – "Звезда и смерть Хоакина Мурьеты", 60-летие Советской власти в
стране – "Вьюга" (по мотивам Блока "Двенадцать"), Всемирный год ребёнка
– "Времена года" (по сказкам Андерсена), Олимпийские игры в Москве –
"Блеск золотого руна". Да вот и "Погоня" была выпущена нами, когда в
Москве проходила выставка "Москва–Париж".
– Сколько актёров в труппе театра?
– Шестнадцать.
– А сколько нужно, чтобы полностью решать творческие задачи?
– Двадцать
пять – тридцать. Но в то же время иногда понимаешь, что тридцать
исполнителей – это предел. Посудите сами: если мы даже с семью актёрами
изображаем массовые сцены и иллюзия у зрителей полная, то тридцать –
будет уже просто Ватерлоо...
– Какую роль для Вас играет оформление спектакля: костюмы, декорации?
– Ну
вот и костюмы: они обозначают социальную принадлежность, ощущение
эпохи, да и помогают эмоциональному восприятию образа. Вместе с тем они
должны быть условны, этого требует наш жанр. Что касается декораций –
нам на сцене необходимо больше пустого пространства. Однако именно от
того, что на сцене ничего, казалось бы, нет, должны присутствовать
точки, которые били бы в цель, – иными словами, нужны правильно
расставленные акценты. Наши декорации должны быть скудны и в то же время
крайне уместны...
– Вы приходите к актёрам с готовыми композициями или ищете их по ходу репетиции?
– Когда
как. Но главные композиционные моменты всегда есть, с этого начинаешь.
Но затем мы минимум три месяца входим в атмосферу. Делаем массу побочных
этюдов, изучаем материал: знакомимся с эпохой, слушаем музыку – этим
создаётся микроклимат данного спектакля. Когда готовили "Блеск золотого
руна", то полгода знакомились с мифологией, изучали фризы храмов,
живопись, скульптуру, копируя движения, жесты.
– Какой же актёр нужен для театра пластической драмы?
– Нужны
люди, у которых были бы средства для нашей работы: эстетика тела,
точное ощущение пространства и себя в пространстве, особая плавность
движений, эмоционально обогащённый жест... Короче говоря, наши актёры
должны прекрасно владеть "языком" тела. Коллектив наш, как я уже
говорил, начинался как самодеятельный, но сейчас все актёры –
профессионалы: студенты заочного отделения ГИТИСа, института культуры,
циркового училища. И между прочим, как ни парадоксально, большинство из
них по подготовке не актёры, а балетмейстеры, режиссёры, то есть люди,
обязанные быть способными к самостоятельному творческому мышлению...
– В этом, видимо, специфика труппы?
– Да,
композиционное ощущение, возникающее на сцене, – это одно из важнейших
взаимоотношений между нашими исполнителями. И если у актёра нет этого
ощущения, у нас он играть не сможет. Он обязан не свободно "гулять" по
сцене, а быть именно в том месте, где ему указано, и актёрски жить
именно там, знать, какую роль играет цвет, как соотносить свет и цвет,
он знает, что вот по этой воображаемой линии надо идти, а шаг в сторону –
уже плохо...
Когда мы выпустили свой второй спектакль,
"Преодоление", то самим названием, видимо, заявили о нравственной
платформе нашего театра. Это и преодоление каких-то канонов времени,
инертности мышления, инертности своего тела, возможностей, преодоление
непонимания друг друга, преодоление самих себя, наконец.
В начале
20-х годов французский режиссёр Этьен Декру дал актёру пантомимы
знаменитое определение: "голый человек на голой сцене". Чтобы очистить
театр от фальши, он предлагал хотя бы на тридцать лет отнять у актёров
слово, чтобы использовать всю актёрскую палитру, а не быть только
рупором текста.
Я определяю наш жанр как театр пластической драмы. В самом определении есть критерий, по которому можно судить о театре: драма – значит,
есть драматургия, есть конфликт, есть разработка характеров, отношений и
всего остального. И всё это выражено через пластические средства.
Называть же наш коллектив ансамблем пластики и движения можно было бы,
если бы он был близок к танцевальности, хотя прежде мы так и назывались.
– Действительно,
идя на Ваш спектакль впервые и отталкиваясь от названия коллектива, я
ожидал всё-таки увидеть что-то подобное танцам. Но этого не было. Кто же
больше Ваш актёр – танцор, мим?
– И танцор, и мим, и драматический актёр.
– Но всё-таки балетная пластика очень схожа с вашей.
– Да,
наши актёры систематически занимаются станком, но чисто балетной
подготовки у нас нет: это, на мой взгляд, мешает. Мне нужно, чтобы актёр
играл.
Иногда говорят: то, что мы делаем, – эклектика. Ну что ж,
если под этим словом понимать синтез жанров, то, по-моему, это стиль
сегодняшнего времени. Ведь вокруг нас в жизни существует множество вещей
одновременно. Может быть, с точки зрения искусства это и эклектика:
дескать, как же так – всё сводить вместе в едином пространстве? А с
точки зрения жизненной правды – это то, что отражает восприятие нашего
мира и себя в нём. Если это нужно с точки зрения правды искусства,
которое создаётся вот тут, сиюминутно на сцене, то все разговоры о том,
что стилистика нарушена, не имеют для меня значения.
– Действие
Ваших пьес сложно по восприятию, строится на абстрактном мышлении,
требует от зрителя определённой подготовки, активности. Но идут-то на
спектакли все, кто купил билеты, и, может быть, зритель воспринимает
действие совсем не так, как хотелось бы этого. Что Вы думаете об этом?
– В
молодости я работал в театре, так сказать, для узкого круга. И,
наверное, именно поэтому у меня такое острое отрицание элитарности в
театре. Тем не менее я понимаю, что наше искусство не может всеми
восприниматься одинаково. В "Преодолении" один видит Его и Её, их
любовь; другой прочитывает всю сложную мысль, заложенную в спектакле.
Порой, наблюдая за зрителями, я видел, что в каком-то островке зала нет
внимания, и очень это переживал. Потом понял, что всегда будут в зале
люди, которых мои проблемы не увлекут. Хотя отмечу: сейчас наши
спектакли встречают, как правило, очень хорошее понимание в зале.
– Но
ведь, наверное, бывает и так: вначале человек пришёл на спектакль
просто ради интереса, затем потому, что у него появилось ощущение
необходимости увидеть действие вновь, потом он приводит в театр друзей,
знакомых, заражая их своей увлечённостью, серьёзностью отношения. Не в
этом ли социальная миссия Вашего театра, его воздействия на массы?
– В
определённом смысле это наблюдается уже сейчас. На гастролях в каком-то
городе нам первые два-три спектакля приходится, может быть, даже
завоёвывать публику, но в конце гастролей у нас аншлаг. А когда мы
приезжаем в следующий раз в этот же город, то все билеты проданы за
несколько дней. Это и есть, пожалуй, то, что даёт нам силы. Ведь ты
живешь для зрителя, ты должен быть необходим ему – в этом твоё
предначертание как человека искусства.
|
| Категория: Интервью | Добавлено: (23.05.2012)
|
| Просмотров: 293
|
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
|
Книга
Гедрюса Мацкявичюса
"Преодоление" |
|
